— Держись позади меня, — шепнул Остин Элизабет. Он направил пистолет Гаспара ему в грудь:
— Не двигайся.
Один взгляд, брошенный на рану француза, убедил Остина в том, что она смертельна.
Гаспар с трудом поднялся на ноги и тяжело оперся о стол, чтобы не упасть. Он посмотрел на Остина и хрипло рассмеялся:
— Вот мы наконец и встретились, месье герцог! Забавно, не так ли? Твой брат убил моего брата. Так много братьев. И все мертвы.
Сдерживая кипящий в груди гнев, Остин сжал рукоятку пистолета.
— Да, так много мертвых, — с ледяным спокойствием согласился он. — И ты будешь еще одним.
Глаза Гаспара коварно блеснули.
— Возможно. Но я по крайней мере знаю, что избавил мир от твоего ублюдка-брата.
— Я слышал, стоя за окном, о чем ты говорил. Он жив.
— Но он будет мертв, когда ты найдешь его, если сумеешь найти.
— Я найду его, как только покончу с тобой. За что ты убил сыщика?
Кровь сочилась между пальцами Гаспара, он поморщился:
— Еще одна английская свинья. Он расспрашивал обо мне. Когда он вдруг захотел встретиться с тобой, я понял, что он что-то разузнал. Я пошел за ним. Я не мог рисковать и допустить, чтобы он сообщил тебе эти сведения, особенно если он узнал, где я скрываюсь, или то, что это я посылаю тебе письма. Он бы мне все испортил. — Гаспар с хрипом втянул в себя воздух. — Но этот ублюдок ничего мне не сказал. Я выстрелил ему в голову.
Элизабет, стоявшая позади Остина, беззвучно ахнула. Остин спросил:
— Почему ты только через год начал шантажировать меня?
— Я был ранен при Ватерлоо, из-за оружия, негодного оружия, которым снабдил нас твой брат. Я долго выздоравливал. И до последнего времени не знал, что муж этой шлюхи происходит из такого богатого рода. — Безумные глаза Гаспара сузились. — Но я должен был проявлять осторожность, скрываться. Как раз когда я собирался послать следующее письмо, мне сообщили, что недоносок-англичанин жив и его видели во Франции, в этих краях. И я вернулся домой, чтобы найти его.
Перед Остином возник образ Уильяма, каким он его видел в ту последнюю ночь. Он что-то настойчиво говорил Гаспару, загружая на корабль ящики с оружием. Значит, он не изменял своей стране, а, рискуя жизнью, помогал Англии тем, что поставлял этому безумцу негодное оружие. Рука Остина сжала пистолет.
— Ты больше никому не причинишь зла, Гаспар. Я…
Он услышал стон и замолчал. Взглянув в глубину комнаты, он увидел, что ребенок зашевелился и, опираясь на руки, пытается встать на четвереньки.
Краем глаза Остин уловил какое-то движение и быстро перевел взгляд на Гаспара. В руках француза блеснул нож, а полные ненависти глаза были устремлены на ребенка.
— Так ты еще жива? — выдохнул Гаспар. — Отродье этой английской свиньи не останется в живых!
Остин услышал, как вскрикнула Элизабет. В мгновение, ока Гаспар отвел назад руку и бросил нож. Остин не имел возможности вовремя подбежать к ребенку. Он нажал курок, и Гаспар рухнул на пол.
Остин повернулся и застыл на месте.
Элизабет лежала лицом вниз, раскинув руки, — из спины у нее торчал нож.
Ее пронзила острая обжигающая боль, такая сильная, что она вызвала у Элизабет тошноту. Что-то теплое потекло вниз от ключицы, и она почувствовала металлический запах крови. Голова закружилась.
«Ребенок. Жива ли девочка? Успела ли я?»
— Элизабет!
Голос Остина доносился откуда-то издалека. Через мгновение она почувствовала, как сильные руки подхватывают ее. С трудом приоткрыв глаза, она увидела лицо Остина. В его серых глазах застыл ужас.
— Боже мой, Элизабет! — прерывающимся голосом проговорил он.
Ей надо узнать, она должна спросить его, но язык, превратившийся в кусок толстой кожи, не слушался. Проглотив несуществующий комок в горле, Элизабет с трудом выдавила:
— Ребенок?
— Она жива, — ответил Остин, отводя с ее лба упавшие волосы. — Ты спасла девочку.
Ей стало легко и спокойно. Она спасла ребенка. Слава Богу! И с Остином все в порядке. Только это было важно. Элизабет взглянула на него, и ее смутил его встревоженный вид. Он должен бы быть счастлив. Ребенок жив.
Внезапно Элизабет охватило чувство сожаления, что для нее все кончается. Ей вдруг остро захотелось жить. Волна боли и головокружение вызвали мысли о том, как драгоценна жизнь, — особенно тогда, когда она уходит и уже не остается времени, чтобы исправить ошибки. И самой большой ошибкой было то, что она не подарила жизни своей дочери — дочери Остина. Они могли бы прожить полноценно отведенное им время, они были бы вместе, были бы семьей, и она помогла бы ему пережить боль утраты. Как-нибудь сумела бы.
Ей было необходимо сказать, объяснить ему, чтобы он понял, как она жалеет об этом, как она его любит, но язык отказывался ей повиноваться, и Элизабет с трудом заставляла себя не закрывать глаза.
Спать. Она так устала. Снова нахлынула боль, не давая дышать. Боль во всем теле. Невыносимая боль. Веки опустились, и темнота поглотила Элизабет.
Остин смотрел, как закрываются ее глаза, и его охватил страх.
— Элизабет!
Она неподвижно лежала на его руках, лицо приобретало восковую бледность.
Он должен вытащить нож из ее спины. Должен. Она должна жить. Должна. Должна. Но ему требовалась помощь.
Огромным усилием воли он подавил свой страх и осторожно перевернул ее на живот. Ему надо было отойти от нее, выбора у него не было. Он подошел к Клодине. Девочка только что вытащила кляп изо рта матери. И пока они что-то быстро говорили друг другу по-французски, Остин достал из сапога нож и быстро перерезал веревки, связывавшие Клодину.
Как только руки ее освободились, она прижала к себе дочь.
— Жозетта, моя малышка. Слава Богу, ты жива! — Обнимая девочку, Клодина посмотрела на Остина:
— Женщина тяжело ранена?
— Она жива, но нужен доктор. Немедленно.
Клодина покачала головой:
— Деревня далеко. Но я хорошая сестра милосердия. — Она встала, растирая затекшие руки. — Сейчас мы должны помочь ей. Затем мы освободим Уильяма.
— Господи, где он?
— Заперт в лесу, в хижине, позади нашего дома. Я знаю, он жив и может подождать еще некоторое время. А эта женщина не может. — Кивнув на железное ведро, стоявшее у очага, она сказала:
— Нам нужна вода. Здесь рядом есть ручей. Идите! Скорее!
Схватив ведро, Остин выбежал из дома и быстро вернулся с водой. Когда он вошел, Клодина укладывала Жозетгу на убогую постель в дальнем углу комнаты. Остин бросился к Элизабет и опустился на колени, стараясь подавить охватившее его смятение. Если она не выживет…
Он отказывался даже думать об этом.
Подошла Клодина и быстро осмотрела Элизабет. Она печально взглянула на Остина:
